Жажда

Он ударяется так, что падает без чувств, и какой-то части меня хочется выпить из него всю кровь за то, что он вообще посмел подумать о том, чтобы угрожать Грейс, но сейчас мне нужно беспокоиться о другом. О том, что, хотя вызвавший ветер дракон и нейтрализован, этого нельзя сказать о самом ветре. И он дует прямо на мою пару.

Я бросаюсь к Грейс, но как быстро я бы ни передвигался, мне все равно не успеть. Ветер слишком долго хлестал по дереву и по ней. Я слышу, как хрустнул сук, на котором она сидит. А этот ублюдок Флинт абсолютно ничего не делает, чтобы ей помочь.

В моей голове за один миг проносится тысяча мыслей. Я мог бы снять Грейс с этого сука и плавно опустить ее на землю. Мог бы силой телекинеза сжать горло этого предателя Флинта и душить его, пока у него глаза не вылезут на лоб. Или удерживать сук на месте до тех пор, пока я не окажусь под ним, чтобы поймать ее.

Но когда сук зловеще хрустит опять, я выбираю самое быстродействующее решение – тем более что только такой исход будет понятен той, кто ничего не знает о существовании вампиров и драконов, – и сдергиваю Флинта с дерева, как только Грейс начинает падать.

Он крупный парень – таковы почти все драконы, – и Грейс сможет благополучно приземлиться на него.

Разумеется, Флинт смекает, кто сдернул его с дерева вниз, и я рад, что он понимает, кому этим обязан. Ударившись о землю, он сразу же поднимает голову, чтобы оглядеться по сторонам в поисках меня. Но когда я имел дело с Хадсоном, мне пришлось хорошо усвоить принципы партизанской войны. Не давай противнику обнаружить себя до тех пор, пока он не умрет.

И сегодняшний день не становится исключением – на миг я позволяю себе предаться особенно приятной фантазии, представляя, как я отрываю Флинту голову. И это еще до того, как моя пара пытается слезть с него, но вместо этого оказывается на нем верхом, поставив колени по обе стороны от его бедер.

И пытается удостовериться, что с ним все в порядке после того, как он только что принял участие в попытке покушения на ее жизнь.

Какая гадкая ирония, думаю я, когда этот хитрожопый козел уверяет ее, что с ним все хорошо. И кладет лапы на ее бедра жестом, от которого меня так и подмывает наброситься на него и растерзать его на куски. Это чувство не уходит, даже когда Грейс слезает с него и принимается то орать на него, то благодарить за то, что он спрыгнул с дерева, чтобы спасти ее.

А когда она подходит к нему совсем близко, словно желая удостовериться, в том, что он не пострадал, чуть ли не ощупав его, я окончательно оставляю всякие попытки сохранить спокойствие и невозмутимость.

К черту приличия. К черту стремление удивлять. К черту все. Моя пара ни за что не прикоснется еще раз к этому козлу, во всяком случае, до тех пор, пока не узнает, какую роль он сыграл в том, что она упала с дерева.

Я в одно мгновение преодолеваю расстояние, отделяющее меня от нее и примерно равное длине трех футбольных полей. Вокруг нее и Флинта толпятся люди, но едва до них доходит, что тут нахожусь я, они ретируются. Сразу.

И вот я уже стою, глядя на эту девушку, само существование которой изменило все, и отчаянно сожалея о том, что мы с ней не встретились год назад, до того как все в моей жизни и окружающем нас мире пошло наперекосяк.

Это чувство так сильно, что на секунду я совершенно забываю о Флинте.

Забываю о моих друзьях, которые выстроились за моей спиной, явно желая выказать солидарность.

Забываю о толпе, которая жадно наблюдает за всем происходящим. Я могу видеть и слышать только ее, думать только о ней, о Грейс.

Но тут Флинт сдвигается с места, желая то ли извиниться, то ли попытаться отбрить меня – то или другое, я не знаю, и мне все равно. Этот малый усадил Грейс на тот сук нарочно, чтобы Байю мог свалить ее с него, и если он воображает, что я ему это спущу, то он, похоже, утратил связь с реальностью.

За свои поступки надо отвечать, тем более за покушение на убийство. Я еще не придумал, как именно заставлю его заплатить за вероломство, но знаю точно – прежде чем мы с Грейс уйдем, ему придется дать мне ответ. Иначе я прямо здесь и сейчас разорву его на куски.

– Что это ты тут сейчас вытворял? – вопрошаю я, когда он наконец набирается наглости посмотреть мне в глаза.

Флинт не отвечает – жалкий трус, – и я собираюсь повторить вопрос уже с большим нажимом. Но прежде чем я успеваю это сделать, между нами встает Грейс и шепчет:

– Я упала с дерева, Джексон. Флинт спас меня.

Внутри меня словно происходит ракетный залп. Чертовски приятно слышать, как она произносит мое имя, но когда она начинает защищать Флинта, я чувствую, что в моей голове вот-вот прогремит взрыв.

– В самом деле? – говорю я, прибегнув к сарказму, чтобы не наброситься на Флинта и не порвать его в клочья.

– Да! Поднялся ветер, я потеряла равновесие и упала с дерева, а Флинт прыгнул вслед за мной.

Я собираюсь поставить под сомнение истинность этого утверждения – во всяком случае, с точки зрения Флинта, – когда Грейс поднимает руку и касается его плеча, как будто он герой, который ее спас.

– В чем дело? – спрашивает она, и ее слова бесят меня. – Ты все-таки что-то себе повредил, да?

Мне много чего хочется сказать, но я не могу. Не здесь, не сейчас, думаю я и снова запираю свой гнев в самом дальнем уголке своего сознания и притворяюсь, будто его нет, нет вообще.

Несколько секунд – и происходит небольшое землетрясение, земля дрожит.

За моей спиной Байрон произносит мое имя – совсем тихо, – и я быстро заставляю себя успокоиться. Это нелегко, но я весь минувший год делал то, что нужно, подавляя свои эмоции и заставляя себя забыть, что у меня вообще есть какие-то чувства.

Не знаю, заметил ли кто-либо землетрясение – как бы то ни было, никто об этом ничего не говорит. Флинт, пожав плечами, сбрасывает с себя руку Грейс и отвечает:

– Я в полном порядке, Грейс. – Что ж, это свидетельствует о том, что он умнее, чем кажется.

Но она не ведется на его слова.

– Тогда что с вами? – спрашивает она, глядя то на Флинта, то на меня. – Я не понимаю, что тут происходит.

Мне нечего на это сказать, так что я не отвечаю – и Флинт тоже молчит, возможно, по той же причине, что и я. Грейс явно растеряна, а все остальные выглядят так, будто еще немного – и они начнут злорадно потирать руки, меж тем как драконы выстраиваются за спиной Флинта, давая понять Ордену и мне, что, в случае чего, они его поддержат.

Как будто это будет иметь хоть какое-то значение, если я решу уничтожить его.

Должно быть, Мэйси чувствует надвигающуюся опасность, ибо она вдруг говорит:

– Нам надо вернуться в нашу комнату, Грейс. Ты точно в порядке? – Сейчас ее голос кажется мне куда выше, чем прежде.


– Точно, – уверяет ее Грейс, опять глядя то на дракона, то на меня, как будто думает, что я собираюсь совершить какую-то глупость. Чтобы не соврать, возможно, так оно и будет, если мы не уберемся отсюда, причем в самое ближайшее время. Затем она добавляет: – Но я никуда не уйду.

Ну нет, со мной это не прокатит. Ведь сейчас вокруг нее полно людей – один бог знает, сколько их тут, – которые намерены причинить ей вред. Или убить.

Я делаю пару шагов и оказываюсь прямо за ее спиной, так близко, что до меня доносится ее теплый аромат – смесь запахов корицы и ванили.

– Вообще-то это самая здравая мысль, которую я слышал за сегодняшний день. Я провожу тебя до твоей комнаты.

Я больше никуда не отпущу ее одну. Ни за что.

От моих слов толпа подается в стороны. Я вижу, как люди в самом деле отшатываются, оторопело раскрыв глаза, разинув рты. И я их не виню, ведь сейчас я веду себя совсем не так, как всегда. Всем хочется за мной понаблюдать, но никто не хочет вставать на моем пути.

Что весьма разумно. Потому что сейчас я в таком скверном настроении, что первый, кому придет в голову бросить мне вызов, вполне может умереть. Или по меньшей мере получить две отметины на шее от моих клыков.

Это чувство только усугубляется, когда Грейс говорит:

– Мне надо остаться с Флинтом. Чтобы удостовериться, что он действительно не…

– Я в порядке, Грейс, – скрипучим голосом сквозь зубы цедит Флинт. – Иди.

– Ты в этом уверен? – Она тянется к нему и пытается опять положить ладонь на это его мерзкое плечо. Но на сей раз между ними встаю я и не даю ей коснуться его. Затем иду вперед, неудержимо увлекая Грейс подальше от Флинта и в сторону школы.

Она не возражает, не противится, хотя, судя по выражению ее лица, ей сейчас хочется задать с десяток вопросов. А может, и больше.

– Пойдем, Мэйси, – говорит она, взяв свою кузину за руку.

Мэйси кивает, и мы идем к замку – Мэйси, Грейс и я. Я кивком показываю членам Ордена, чтобы они оставались на своих местах, пока толпа не начнет расходиться, и они так и делают.

Минуту или две мы с Грейс идем молча, затем она поворачивается ко мне и спрашивает:

– А что ты вообще тут делаешь? Я думала, ты не собираешься участвовать в игре в снежки.

У меня нет ответа, а посему я уклоняюсь от него и вместо этого говорю:

– Хорошо, что я оказался рядом, если учесть, что Флинт втянул тебя в такую переделку. – При этом я стараюсь не глядеть на нее, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость.

– Вообще-то это пустяки, – уверяет Грейс, но в ее тоне что-то не так, притом даже до того, как она говорит: – Флинт мне помог. Он…

– И вовсе он тебе не помог, – резко бросаю я, поскольку ее попытка защитить этого чертова дракона вызывает у меня такое раздражение, какого я не испытывал уже очень давно. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней лицом, решив объяснить, что к чему: – Собственно говоря… – Я осекаюсь и щурюсь, видя, что на ее лице отражается боль. – Что с тобой?

– Я просто не могу понять, почему ты так взбесился, – замечает она, отмахнувшись от моей тревоги.

Но я все равно окидываю ее взглядом.

– Что у тебя болит?

– Со мной все в порядке, – упорствует она.

– Ты себе что-то повредила, Грейс? – впервые вмешивается в наш разговор Мэйси, и мне становится неловко оттого, что я почти забыл, что она здесь. Впрочем, рядом с Грейс бледнеют все и вся.

– Да так, ерунда, – отвечает Грейс, но это звучит не очень-то убедительно. Тем более что она морщится с каждым шагом.

Я стискиваю зубы и не поддаюсь желанию отпустить замечание по поводу ее невероятного упрямства. И вместо этого спрашиваю:

– Что у тебя болит? – и взглядом даю ей понять, что я не сдвинусь с места, пока она не даст мне откровенный ответ.

Она пристально смотрит на меня, платя мне моей же монетой, но в конце концов все же сдается, испустив досадливый вздох:

– Лодыжка. Видимо, падая, я подвернула ее.

Выяснив, что с ней, я тотчас опускаюсь на колени и с максимальной осторожностью ощупываю через сапог ее лодыжку и ступню. Она выдыхает воздух, и меня, словно мощное течение, пронизывает осознание того, что я, пусть и ненамеренно, причиняю ей боль.

– Я не могу снять его с тебя, потому что тогда ты отморозишь ногу. Но скажи, когда я так делаю, тебе больно?

Она резко выдыхает, и я отдергиваю руку, злясь на себя за то, что причинил ей боль. И еще больше за то, что я позволил другим сделать ей больно, нанести вред.

– Может, мне сбегать за снегоходом? – спрашивает Мэйси. – Я быстро.

– Я могу идти, честное слово. Я в порядке, – говорит Грейс, но в ее голосе звучит беззащитность, которая читается и на лице.

Я бросаю на нее неверящий взгляд и, поскольку она явно не может ходить, подхватываю ее на руки. И стараюсь не обращать внимания на тот факт, что, прижимая ее к себе, я чувствую себя лучше, чем когда-либо прежде за всю мою столетнюю жизнь.