Стихи

 
1976
 
  
ХУДОЖНИК И ВЕТЕР
 
 
Ивану Симеонову
 
 
 
Художник хотел нарисовать ветер
 
и рисовал листья, что летели в смятении
 
с веток осенних,
 
будто искры бушующего костра.
 
Он хотел нарисовать ветер
 
и рисовал, как, поблескивая, струится трава на лугу.
 
Он хотел нарисовать ветер.
 
и рисовал облака в их паническом бегстве по небу.
 
Художник хотел нарисовать ветер
 
и видел всегда, что рисует другое.
 
 
 
1977
 
  
Валерий Петров
 
(р. 1920)
   
РОДИТЕЛИ
 
 
 
На дачу съездить время выдалось,
 
и я повез их, но в пути
 
машина отказала, выдохлась,
 
придется им пешком идти.
 
 
 
По Витоше наверх идут они,
 
гляжу со страхом им вослед,
 
дивлюсь недавней мысли путаной:
 
да ты привязан к ним иль нет?
 
 
 
В моей он куртке, не теперешней,
 
а старенькой, что чуть жива,
 
ведет жену за локоть бережно,
 
хоть сам он держится едва.
 
 
 
Она, пучок прикрыв панамою,
 
неспешно с палочкой идет.
 
С тревогою глядят глаза мои,
 
как двое движутся вперед.
 
 
 
Зашли за взгорье недалекое
 
в минуты гаснущего дня;
 
ее фигурка невысокая
 
сокрылась первой от меня,
 
 
 
еще мгновенье вызывающе
 
торчали волосы его,
 
и вот в закатной дымке тающей
 
уже не вижу никого.
 
 
  
ПРОВИНИВШИЙСЯ
 
 
 
Что было делать! Он бедствием стал,
 
лаял так страшно, что я и решил, хоть не сразу:
 
сунул в машину его, завез в дальний квартал,
 
выпустил там и прибавил газу.
 
Было мне тяжко, но я уже говорил:
 
лаял он так, что терпеть не хватало сил.
 
А через неделю в дверь что-то скребется упрямо,
 
что-то скулит и колотит хвостом второпях,
 
что-то на грудь мне кидается прямо,
 
что-то лижет меня со слезами в глазах.
 
Заросший и грязный,
 
промокший, несчастный,
 
и какой-то весь драный,
 
и со свежею раной…
 
Трется о ноги мои, жмется ко мне,
 
голос его понимаю вполне.
 
Он молит: — Хозяин, хозяин бесценный,
 
моя вина несомненна,
 
но прости, заклинаю!
 
Что случилось — не знаю!
 
Припадаю к ногам твоим, плача,
 
я отыскался, я цел!
 
Честное слово собачье —
 
я убежать не хотел!
 
Оттеснило меня народом
 
иль в глаза мне попала пыль —
 
потерял я за поворотом
 
твой автомобиль!
 
У, как было ужасно!
 
У, как было опасно!
 
Я не раз подбегал
 
к одному магазину,
 
но твой запах пропал,
 
сбитый вонью бензина!
 
Знать, ругал ты собаку
 
и жалел ты о ней,
 
но и я ведь, однако,
 
рыскал эти семь дней,
 
думал — дальше иль ближе?..
 
Так прости же, впусти же!
 
Не исчезну я снова,
 
пропадать не посмею
 
и даю тебе слово
 
лаять вдвое сильнее!
 
— Заходи, — отвечаю, —
 
но сержусь на тебя я,
 
ты не будешь отныне
 
разъезжать на машине!
 
 
  
Из польской поэзии
    
Болеслав Лесьмян
 
(1877–1937)
   
ЗИМНЯЯ НОЧЬ
 
 
 
Мерцаньем звездным
 
Снега полны.
 
В кольце морозном
 
Рога луны.
 
 
 
Снежинки с лёту —
 
Одна к одной —
 
Берут в тенёта
 
Простор степной.
 
 
 
Им любо прядать
 
В немой содом,
 
Заборы прятать
 
Во мхе седом.
 
 
 
Им только вниз бы
 
Всем блеском тьмы
 
Врываться в избы:
 
«А вот и мы!»
 
 
 
Покинув зимний
 
Надземный мир,
 
Врываться в дымный
 
Хмельной трактир.
 
 
 
Метель кружится,
 
И нет дорог.
 
Чуть золотится
 
Распятый Бог.
 
 
 
В слепом усердье
 
Снега — вразброс,
 
И сад в предсмертье —
 
Без лоз, без роз!
 
 
 
В гордыне странной,
 
Глушащей стон,
 
Сквозь тьму бурьяна
 
Идет мой сон…
 
 
  
НА СОЛНЦЕ
 
 
 
Дыша покоем дня,
 
Недвижен пруд зеленый.
 
Свисает хмель с плетня,
 
Иссохший, пропыленный.
 
 
 
Средь лужи, в колеях, —
 
Отображенья тына,
 
Гусиной шеи взмах,
 
Березы половина.
 
 
 
Во всю длину забор,
 
Дневным лучом разъятый,
 
На ближний косогор
 
Лег тенью полосатой.
 
 
 
Я лажу частокол,
 
Я веять жито буду.
 
Я в этот мир пришел
 
И не стремлюсь отсюда!..
 
 
  
ПЕРВЫЙ ДОЖДЬ
 
 
 
Первая, жужжа, проснулась муха,
 
Первый лист пробился, осмелев,
 
Первый дождь мне барабанит в ухо
 
Погромыхивающий напев.
 
 
 
Грохотанье выдоха и вдоха…
 
Кто поймет, — где взялся звук такой?
 
Ливень, расплясавшийся под грохот,
 
Бьется оземь плещущей башкой.
 
 
 
Но уже стихает плескот пенный,
 
В небе — отзвук грома меж зарниц,
 
А в разрывах тучи — даль вселенной,
 
Нету ей пределов, нет границ.
 
 
 
Солнце, раздробись на мокрых стеклах,
 
Золотится нивой на полу,
 
Отраженья окон в стенах блеклых,
 
Множась, бродят от угла к углу.
 
 
 
Кто-то в сад толкнул калитку резко,
 
С треском рухнула она средь трав.
 
Чью-то руку утром, полным блеска,
 
Я благословляю, не узнав.