Немного ненависти

– Я могу достать себе еще, – сказала северянка, отмахиваясь. – На тебе они смотрятся гораздо лучше. У тебя подходящие плечи.

– От фехтования.

– В смысле, ты умеешь драться мечом?

– Это хорошее упражнение. Помогает выработать сосредоточенность… – Она внезапно осеклась, вспомнив, как ее меч проткнул ребра того человека в Вальбеке, в сточной канаве. Звуки, которые он издавал, пока она пыталась вытащить из него засевший клинок. Ей пришлось встряхнуться, чтобы отделаться от мерзкого озноба. – Впрочем… возможно, играть с мечами все же плохая идея.

– Пожалуй, я лучше попробую топор. Топоры всегда популярны там, откуда я родом.

– Да, я слышала. – Они улыбнулись друг другу.

Савин говорила себе, что ей по душе бесхитростные манеры этой девочки, но правда, как обычно, была менее сентиментальной: она просто не решалась заговорить с кем-либо более значительным. Не доверяла себе. Каждый раз, когда кто-нибудь выражал свои неискренние соболезнования по поводу перенесенных ею испытаний или неубедительное облегчение относительно ее благополучного возвращения, ей хотелось сшибить его с ног и воткнуть свой каблук в его глазницу. Она целыми днями нюхала жемчужную пыль. Щепотку на восходе солнца, просто чтобы отогнать ночные кошмары. Потом за завтраком – чтобы держаться на плаву в течение дня. Иногда еще парочку перед обедом. Вот только вместо того, чтобы держать ее в фокусе, как это бывало раньше, пыль делала ее дерганой, необузданной и непривычно безрассудной.

– Вот, возьми.

Она расстегнула застежку своего ожерелья. Красное сулджукское золото и великолепные темные изумруды из Тхонда, восхитительно обработанные ее мастером в Осприи за цену, от которой поднялись брови даже у нее самой. Она надела его девушке на шею и застегнула.

– Поменяемся.

Девушка уставилась на подарок, угнездившийся среди этой груды бусин, оберегов и талисманов, и ее большие глаза округлились еще больше.

– Я не могу это взять!

– Я могу добыть себе еще, – сказала Савин, отмахиваясь. – На тебе оно смотрится гораздо лучше. У тебя подходящая грудь.

– На мне оно смотрится, как золотое кольцо на собачьей какашке. А в смысле груди… – она взглянула на Савин, – …у тебя там вдвое больше, чем у меня.

– У меня там половина того, что есть у тебя, а остальное – это очень дорогой корсет.

Савин протянула к ней обе руки, отодвинула всклокоченную массу рыжевато-каштановых волос с лица девушки и принялась его рассматривать. Разумеется, это было бесцеремонно, но такое у нее было настроение.

– Ей-богу, у тебя есть весьма выдающиеся природные преимущества.

– У меня есть что? – переспросила та со слегка испуганным видом.

Савин приподняла пальцем ее подбородок и повернула ее лицо к свету.

– Хорошие крепкие кости. Превосходные зубы. И, конечно же, глаза. – Большие, светлые и чрезвычайно выразительные. – Я никогда не видела ничего подобного.

Девушка слегка вздрогнула, словно ее слова задели какое-то больное место.

– Уж не знаю, благословение это или проклятие…

– Ну, я знаю женщин, которые могли бы убить за такие глаза. В буквальном смысле. Один час с моими горничными, и каждый мужик в этой комнате будет пускать слюни, глядя на тебя. – Потрепав девушке лицо на прощание, Савин убрала руки и нахмурилась, озирая собравшихся, которые не обращали на них внимания. – Что еще раз доказывает, какая это все жалкая ложь. Вообще все: жалкая, ничтожная гребаная ложь!

Она спохватилась, осознав, что произнесла эту последнюю фразу слишком резко из-за внезапно вспыхнувшей в ней горькой ярости.

– Прости меня. Я веду себя ужасно грубо.

– На мой вкус, ты ведешь себя просто потрясающе. – Девушка посмотрела вниз на ожерелье. Теперь она зарумянилась, что сделало ее еще более симпатичной. – Когда мой отец увидит, что я ношу это, он просто обосрется!

– Насчет своего отца не скажу, что он там думает, но обсирается он и так каждый день.

Девушка ухмыльнулась ей:

– А ты вообще ничего такая, ты знаешь?

И вдруг Савин ощутила, ни больше ни меньше, желание зареветь. Она взглянула в пространство Зеркального зала, смаргивая набежавшие слезы. Какой-то лысый старик, которого она не могла толком распознать, пялился прямо на нее, словно мясник на распродаже скота. Она со щелчком раскрыла веер, словно могла под ним спрятаться.

– Нет, – пробормотала она. – Ничего подобного.

Она едва удержалась, чтобы не вздрогнуть при виде Орсо, опирающегося на колонну. Он выглядел вдрызг пьяным и ужасно подавленным. У нее в глотке словно бы засел крючок, и каждый взгляд на Орсо был как болезненный рывок лески. Ей было стыдно в этом признаваться, но она все так же хотела его. И ей определенно все так же хотелось быть королевой. Ее единственным желанием было подойти к нему, вложить свою ладонь в его ладонь и сказать «да», поцеловать его, обнять его, увидеть, как по его лицу разливается улыбка…

И выйти замуж за собственного брата.

Эта мысль вызывала у нее отвращение. Но едва ли большее, чем то, которое она теперь испытывала ко всему вокруг. Он был потерян для нее навсегда, и та Савин, которой она была с ним, была потеряна навсегда, и она даже не могла рассказать ему причину. Как он, должно быть, презирает ее! Почти настолько же, насколько она презирала себя сама.

– Леди Савин?

К своему ужасу, она обнаружила, что прямо перед ней стоит король, с тем самым отстраненным, зачарованным выражением лица, которое у него всегда появлялось в ее присутствии.

– Ваше величество!


Савин, внезапно залившись краской, инстинктивно присела в реверансе. Краем глаза она заметила, что северянка неуклюже попыталась повторить ее движение, но поскольку на ней были штаны, жалкая попытка окончилась провалом.

– Я был так рад посетить ваше Солярное общество! – пробубнил король. Она едва могла слышать его слова из-за грохота крови в голове. – Меня очень впечатлили ваши с мастером Карнсбиком достижения. Такое усердие, такое новаторство, такой прогресс! Я ужасно горд, что у меня есть такие… подданные… как вы. Молодые дамы, указывающие нам путь в будущее, и так далее…

– Прошу меня извинить, – с трудом прошептала Савин и повернулась так резко, что едва не споткнулась. Она сделала пару нетвердых шагов, чувствуя, как подгибаются колени.

– Я Рикке, – услышала она позади радостный голос северянки. – Рифмуется с «крики».

– Конечно-конечно, дочка Ищейки! Вы знаете, он был хорошим другом моего хорошего друга Логена Девятипалого.

– Ха! «Нужно быть реалистом»!

– Вот именно!

– И, кстати, о реальностях – отец говорил, что нам обещали шесть мест в Открытом совете…

Савин подергала себя за корсет в тщетной попытке впустить под него немного воздуха. Она чувствовала себя погребенной заживо. Она уже была готова разбавить собравшиеся здесь сливки общества собственной блевотой.

Остановил ее лишь внезапный, отрезвляющий укол холодной ярости, мгновенно заморозивший чувство вины и страха и превративший ее в ледяную статую. Селеста дан Хайген! Эта пронырливая сука! Она находилась в каких-нибудь двадцати шагах и использовала все имеющиеся в ее арсенале средства, чтобы заарканить Лео дан Брока, обмахиваясь веером так, словно внутри нее пылал пожар.

Что она возомнила? Что может украдкой занять место Савин? Украсть у нее из-под носа ее канал, ее связи, ее прибыли? Конечно, это было в точности то самое, что сделала бы сама Савин, если бы находилась на ее незавидном месте – но это было лишь еще одной причиной, чтобы заставить ее заплатить. Волна ядовитого бешенства подхватила ее и понесла через зал.

Селеста увидела ее приближение и метнулась, чтобы ее перехватить.

– Леди Савин! Мы все так рады, что вы вернулись к нам целой и невредимой!

– Леди Селеста, вы настоящее сокровище.

– Только подумать, через что вы прошли! Это, должно быть, было ужасное испытание!

Желание укусить ее было почти непреодолимым, но Савин лишь пожала плечами:

– Я была там далеко не единственной, кто пострадал.

Селеста была хорошенькой, умной и богатой, но она слишком выпячивала вперед грудь и слишком много улыбалась. Если улыбаться все время, рано или поздно людей затошнит, как в ресторане, где подают только пирожные. Сделай свою улыбку редким угощением – и они будут из кожи вон лезть, лишь бы попробовать его еще раз. Савин позволила Броку увидеть краешек своей – лишь на мгновение, и то наполовину скрыв ее за веером.

– Я Лео, – представился он, с этим резким, грубым инглийским выговором.

– Ну разумеется! – отозвалась Савин.

– Леди Савин была в Вальбеке, – вставила Селеста.

Ее голос сочился ядом сплетни, словно за словом «Вальбек» скрывалась какая-то грязная тайна. Видимо, она надеялась этим намекнуть, что репутация Савин поставлена под сомнение. Однако в действительности это лишь придаст ей еще больше очарования, уж Савин-то об этом позаботится.

– Это верно, – проговорила она, отворачиваясь и закусив губу, словно охваченная ужасными воспоминаниями.

Брок моргнул:

– В смысле, во время восстания?

– Я как раз посещала фабрику, часть которой принадлежит… принадлежала мне… когда это все произошло.

Савин сделала долгую паузу, выжидая, прежде чем встретиться с Лео глазами. Словно она не собиралась рассказывать об этом кому попало, но от него не могла утаить правду о случившемся.

– Рабочие внезапно набросились на нас. Их было несколько сотен. Мне стыдно об этом говорить, но я заперлась от них в конторе управляющего. Оттуда я слышала, как они расправлялись с охранниками, а потом напали на моего партнера, совладельца предприятия.

Брок во все глаза глядел на нее, приоткрыв рот.

– Клянусь мертвыми…

Савин уловила восхитительное выражение сомнения на лице Селесты: до той начинало доходить, что ее банальная болтовня никаким образом не сможет состязаться с этим.

– К счастью, я отыскала неплотно пригнанную половицу. Все ногти обломала, пока ее вытаскивала. Мне пришлось проползти через машинный отсек, чтобы выбраться оттуда, пока они выбивали дверь конторы над моей головой.

Брок слушал как завороженный.

– Это очень храбрый поступок.

– В моем случае скорее удачливая трусость. Одного из охранников на моих глазах затянуло в шестерни. Его руку начисто оторвало от тела.

Селеста заахала и захлопала ресницами, пытаясь снова привлечь к себе внимание Брока, но все было тщетно. Бывает так, что приятная ложь помогает победить. Но отвратительная правда порой бьет гораздо сильнее. Савин продолжала говорить, неудержимо, беспощадно, представляя, что каждое слово – это пощечина, хлещущая Селесту по лицу:

– Я проползла через подпол здания к реке, и там мне удалось протиснуться между стеной и водяным колесом. Я отыскала грязную старую куртку, которую вынесло водой на берег, оделась нищенкой и бежала оттуда. В городе было… полное безумие. Повсюду бродили банды убийц. Пленных водили колоннами на расправу. Владельцев предприятий вешали на всем, что попадется. Хотела бы я сказать, что хоть кому-то помогла, но на самом деле я думала только о себе. А честно говоря, я вообще мало о чем могла думать.

– Еще бы! Это вполне понятно, – поддержал Брок.